Линия узкоколейки, идущая из Концепсиона в глубину лесов, по официальным данным проходила в пяти километрах от приобретенных нами участков. Может быть так оно и было „по птичьему полету", но на местности наш путь, идущий через девственную сельву, удлинялся почти вдвое.
Похаживая вокруг незатейливых строений „Собачьей Радости", группа семейных, с написанной на лицах покорностью судьбе и диктатору, разглядывала свои новые квартиры. Их вид, пожалуй, не вызывал бы особого восторга даже у беляевских индейцев.
Дел, и притом самых насущных, не терпящих отлагательства, над нами с первого же дня нависла целая уйма.
Прежде всего, надо было рыть колодцы, так как воды в роднике хронически не хватало и первое время ее у нас, как было и у менонитов в Чако, раздавали по порциям, да и то лишь для питья, а для умывания каждый должен был добывать ее сам, кто где мог.
К концу моего обхода начал накрапывать дождь и я поспешил домой. В сумерках, уже переходивших в ночную тьму, „Собачья Радость" выглядела привлекательнее, чем днем, и развернувшаяся передо мной картина казалась иллюстрацией к какому-то роману Жюль Верна, а может быть подсознание даже находило в ней нечто общее с давно пережитым, если не мною самим, то отдаленными предками-кочевниками, память о чем сохранил какой-то таинственный ген, дошедший до меня из глубины тысячелетий в силу законов атавизма.
С нашим приездом в небольшом роднике, который обслуживал всю окрестность, воды стало постоянно не хватать. Чтобы запасти ее в количестве, необходимом хотя бы для питья и приготовления пищи, наш водовоз Щедрин должен был ежесуточно совершать несколько поездок на кампу, преимущественно по ночам, когда воды в источнике бывало больше.