Едва мы приступили к работе, что на наше несчастье совпало с наступлением самой сильной жары, у всех начали появляться акклиматизационные заболевания. Но в этом судьба оказалась к нам довольно милостивой: желудками и внутренними болезнями никто не страдал и дело ограничилось только накожными явлениями.

В ту пору достаточно было малейшего укола или царапины, чтобы на этом месте образовался нарыв. Впрочем, часто они возникали и сами по себе, без всяких внешних повреждений. Едва заживал один, рядом появлялся другой, потом третий и т.д. Некоторые покрывались невыносимо чесавшейся сыпью, у других под кожей, наподобие червяка, переползала с места на место какая-то красная припухлость, тоже сильно зудевшая, у третьих на руках и ногах образовались пузыри, вроде ожогов. У детей ноги покрывались болячками, переходившими в открытые язвы. Никакому лечению все это не поддавалось, а несколько месяцев спустя само прошло.

Правда, старожилы, начиная с генерала Беляева, дали нам множество самых разнообразных и даже противоречивых советов, как избежать недомоганий или свести их на минимум. Лично я не придерживался ни одного из них и от акклиматизации пострадал меньше всех — дело ограничилось двумя-тремя нарывами.

С первых же дней на нас насели и знаменитые парагвайские „пики". Это крошечный черный паразит, раз в пять меньше обыкновенной блохи, живущий в земле, особенно в пыльной. Но чтобы произвести потомство, самка вгрызается под кожу к человеку или животному, обволакивается там тонкой пленкой и откладывает яички. В начале вы ничего не чувствуете и не замечаете, но дня через два это место начинает зудеть и под кожей появляется шарик величиной с дробину, который еще через два-три дня достигает размера горошины. Дальше оставлять ее без внимания опасно: опухоль растет, углубляется в тело, ногу начинает ломить и вырезать пику в этой стадии уже трудно и мучительно. Но в начале операция очень проста: кожицу сверху надрезают острым ножом или ножницами, а затем поддевают „дробинку" иглой и целиком извлекают наружу. Ранку мы, по совету местных жителей, забивали табачным пеплом. Весь секрет состоит в том, чтобы не оставить в ней частицы выстилающей гнездышко пленки — в противном случае обеспечен злостный нарыв.

Селились пики почти исключительно на подошве и под пальцами ног. Доставать их оттуда самому было очень трудно, да и не всем это искусство давалось. Всю колонию выручала мадам Миловидова, получившая у нас прозвище „Пиковой дамы". Она проделывала эту операцию чрезвычайно ловко и вскоре ее от всех хозяйственных работ освободили: с утра до ночи ей приходилось вытаскивать из нас пик. Два-три десятка у каждого было нормальной порцией, а рекорд, кажется поставил я: однажды из меня за один присест извлекли 67 штук. Три дня после этого я не мог ходить, все ноги были исковыряны.

Чтобы себя предохранить, пробовали мы мазать ноги керосином, а в обувь насыпали нафталин, но это почти не помогало. Любопытно, что пики так набрасываются только на новичков, у парагвайцев, несмотря на то, что они ходят босиком, их почти не бывает. Через год-полтора и мы им очевидно приелись и редко у кого обнаруживалось больше двух-трех в месяц.

Были тут также мухи и оводы, откладывающие яйца под кожу человеку; в первом случае результатом этого являлся целый выводок мелких червей, а во втором червь бывал один, но величиною почти в вершок. Их, конечно, тоже приходилось вырезать.

В смысле медицинских возможностей и помощи дело у нас в колонии обстояло из рук вон плохо и приходится благодарить судьбу за то, что она уберегла нас от тяжелых заболеваний и несчастных случаев. Самым вероятным из них был укус змеи, а в наших условиях он был равносилен верной смерти.

Ближайшие врач и аптека находились в Концепсионе, куда надо было везти пострадавшего на лошадях, пятьдесят верст по бездорожью. А в этом районе водилась небольшая змейка, от укуса которой смерть наступала через несколько минут. Сколько угодно было гремучих, коралловых и иных, укус которых смертелен, если сразу же не впрыснуть противоядие. И эта опасность фактически грозила нам на каждом шагу. Однажды, например, под нашим хозяйственным навесом я уселся на кучку сена, а под нею оказалась гремучая змея почти двух метров длиной. Одному нашему колонисту „гремучка" вцепилась в носок сапога, прокусив его насквозь, но по счастью сапог был велик и пальцев она не задела.

Были в нашей местности и удавы. Живых я видел два-три раза и самый крупный из них не превышал длиной пяти метров, но однажды мне показали шкуру только что убитого и я ее измерил. В длину она была без малого девять метров, а в ширину, в области брюха, более полуметра, при толщине подметочной кожи. Впоследствии из одной такой шкуры мне был сделан великолепный портфель.

В большую панику наших дам первое время повергали изумрудно-зеленые змеи, лазившие всюду по деревьям, но они оказались совершенно безобидными.

Змеями опасности подобного рода у нас далеко не исчерпывались. Помню такой случай: на соседней чакре десятилетнего мальчика укусила сколопендра. Его отец прибежал к нам просить помощи. Все что мы могли сделать, это выдавить ранку и поставить нашатырный компресс. После этого пострадавшего сейчас же повезли в город, но по дороге он умер.

Из ядовитых пауков здесь тоже был один, укус которого всегда смертелен, — это наш закавказский каракурт или его близкий родич. Было много и других, тоже очень опасных, Птицееды в изрядном количестве жили у нас под навесами, забирались в корзины, чемоданы и постели, ночью залезали в сапоги и в снятую одежду. Вид у них свирепый и устрашающий, но характер довольно мирный, зря они не кусают. Приведу два случая: однажды полковник Прокопович надел шляпу, в которой устроился такой паук и заметил это только тогда, когда последний начал лазить в него по лысине, но все же не укусил, так как мог под шляпой двигаться. Иное случилось, когда другой наш колонист, Криворотов, утром стал пялить на ногу сапог, забыв его предварительно вытрясти. Сидевший там птицеед отступал до самого носка, и когда ему ничего иного уже не оставалось, укусил за большой палец. Нога у Криворотова посинела и распухла, как колода, два дня его лихорадило, но этим и обошлось.

Стоит упомянуть о породе пауков, работающих коллективно и плетущих огромные „общественные" сети. Эти пауки темно-бурого цвета, величиной чуть больше европейских крестовиков и кажется не ядовиты. Свою четырехугольную паутину, очень похожую на невод, они растягивают обычно между двумя довольно отдаленными деревьями, а в городах через улицу. Каким образом на такое расстояние перекидываются первые нити, мне наблюдать не приходилось, но когда „рама" готова, десятки пауков начинают лазить по ней взад и вперед, с ловкостью акробатов, разминаясь друг с другом и постепенно утолщая основу, а затем таким же образом заплетают середину. Закончив работу, они прячутся и выползают только тогда, когда надо снимать улов или что-нибудь починить.

Такая сеть выглядит очень солидно и в ней находят гибель даже самые крупные насекомые. Но полное представление о ее крепости я получил, когда на моих глазах в ней безнадежно запутался воробей. Я его вызволил, причем некоторые нити паутины, опутавшие его лапки и крылышки, пришлось резать ножницами.

Постоянную и довольно серьезную опасность представляли бурые, очень мохнатые гусеницы, длиной сантиметров в десять, их было много на кустах и деревьях наших плантаций. Достаточно было легкого прикосновения к такой гусенице, чтобы на этом месте образовалась сильно зудящая опухоль, вроде ожога. Но этим дело не ограничивалось: через полчаса начинали распухать лимфатические железы на шее, подмышками и в паху, поднималась температура, в более тяжелых случаях бывали сильные рези в желудке и рвота, словом все признаки общего отравления. Особенно опасна эта гусеница для детей: семилетний сынишка Корнелия Васильевича при таких обстоятельствах чуть не помер. Многие из нас от нее пострадали. Со мной это случилось дважды, оба раза она меня едва коснулась, но все же образовались опухоли подмышками, лихорадило и приходилось несколько часов лежать.

Были у нас и ядовитые осы, по словам парагвайцев, шесть-семь одновременных укусов уже могут вызвать смерть. Они тоньше и немного длиннее обыкновенных, темнее окрашены. Эти осы подвешивают свои гнезда на невысоких деревьях, и если человек их случайно побеспокоил, одна — очевидно как предупреждение — камнем падает на голову, кусает и сразу бросается прочь. Одиночный укус очень болезнен, но не опасен.

Но гораздо больше неприятностей доставляли нам обыкновенные осы. В жаркие месяцы они появлялись в огромном количестве и усердно отравляли нам существование. Что бы вы ни делали, вас всегда окружает их назойливый рой. Когда садитесь есть, они лезут к вам в тарелку, а если дело касается сладкого, то без боя вы не донесете до рта ни одной ложки. Когда наши дамы варили варенье, несмотря на все предосторожности, в полученном продукте ос бывало больше, чем всего иного.

Вообще мир насекомых в Парагвае чрезвычайно богат видами, особенно бабочки, среди которых встречаются очень крупные и изумительно окрашенные экземпляры. Из дневных самой распространенной была небесно-голубая, с металлическим отливом бабочка, имевшая в размахе крыльев до пятнадцати сантиметров. Таких же размеров достигали махаоны и многие другие виды, а некоторых ночных бабочек, залетавших к нам „на огонек", по величине мы первое время принимали за летучих мышей и птиц.

За год я собрал тут богатую коллекция насекомых, которую увезти с собой в застекленных ящиках было чрезвычайно трудно, и я при отъезде подарил ее концепсионскому музею.

• < Назад
• Вперёд >